Первая > Статьи > Монографии > М. А. Харитонов - Социокультурные аспекты зооморфной символики народов Центральной Азии > Глава 2. Образ волка и его функции в социокультурной традиции средневековых кочевников Центральной Азии

§ 2. Символика образа волка в генеалогических сказаниях народов Центральной Азии

← К списку статей

Сакральная связь символики образа волка с обществом нашла своё отражение в родословных преданиях народов Центральной Азии, в которых этот образ занимает важное, если не ведущее положение. Родословные предания связывались многими учёными с определёнными этническими группами и даже с целыми языковыми семьями. Так, Ф. Урманчеев считает, что легенды и предания, связанные с образом волка, появились первоначально в тюркоязычной среде, причем задолго до того, как монгольские племена вышли на историческую арену⁸¹. Вслед за ним это суждение повторяют многие исследователи⁸². П. Б. Коновалов, напротив, в своей статье выдвигает предположение, что культ волка в большей степени присущ монголам, в то время как тюркам соответствует культ оленя⁸³. Он выдвигает гипотезу, что в родословном предании Чингисхана запечатлена не просто генеалогия ханского рода, «а общее, как бы в макромасштабе, представление монголов в лице создателей «Тайной истории» о своем этногенезе и этнической истории»⁸⁴. Те и другие исследователи приводят разные доводы для обоснования своих предположений. Но принятие той или иной позиции чревато многими ошибками. Образ волка связан с многими геополитическими образованиями Центральной Азии, имеет для них важное идеологическое значение. Более того, признание «волчьих» родов, принадлежащими к определенной родственной группе этносов, ставит их в приоритетное положение, а за остальными этническими группами оставляет второстепенные роли в историко-культурном процессе. Однако возникновение и развитие символики образа волка у разных народов идет, основываясь не на этническом родстве, а на типологически близких представлениях. Это суждение распространяется не только на тюрко-монгольские народы, но и на многие народы мира, у которых был развит культ волка. Такую позицию разделяют многие исследователи. Действительно, волк - священный, почитаемый зверь, один из наиболее распространенных звериных образов в эпосе и генеалогических сказаниях многих народов. Образ волка имеет устойчивую традицию в древних верованиях и поэтическом языке, что отмечено многими исследованиями. В. А. Гордлевский характеризовал "сказания о волке" как "дорогие тюрко-монгольским племенам"⁸⁵. И. Н. Березин дал четкое определение сказаний о волке - предке тюрков и монголов: "Канва эта, общая у обоих народов, не принадлежит в отдельности ни одному из них и вообще распространена в Средней Азии"⁸⁶. Для Г. Н. Потанина также была несомненна исконность культа волка у монгольских и тюркских народов⁸⁷.

Для нас ясно, что возникновение родословных преданий имеет глубокие корни, и определить момент возникновения того или иного предания практически невозможно. В свою очередь, ряд генеалогических сказаний и мифов нуждаются в подробном рассмотрении, чтобы можно было определить место в них образа волка.

Исходя из доступных источников, рассмотрим этот образ со времен хуннской эпохи. Так, телесцы считали своими предками волка и дочь хуннского шаньюя, а тюрки - хуннского царевича и волчицу. Генеалогические предания хунну нам неизвестны, неизвестны и следы почитания волка, хотя П. Б. Коновалов предполагает, что "по-видимому, среди хунну были роды чоно (волка)", он не подтверждает эту догадку фактами⁸⁸. Попытаемся определить корни этих легенд. Зная, что родословные предания представляют на протяжении нескольких веков ряд типологически близких преемственностей, можно предположить, что хуннское генеалогическое предание имеет сюжет, подобный более поздним легендам, в котором присутствуют помимо волка элементы солярного культа. Несмотря на отсутствие источников, есть интересное подтверждение этой гипотезе. Касается оно западной ветви хунну и её легендарного предводителя Аттилы. А. Веселовский, разбирая легенды об Аттиле, обнаружил в них два эпических течения: более старое, гунно-готское, преломившееся через восприятие мадьяров, "наследников гуннов", и более новое, книжное - итальянское. «Для гуннов, готов и мадьяров Аттила - герой, - пишет ученый, - рождающийся от сверхъестественного зачатия, от света. Но итальянские средневековые монахи, сопоставив азиатский титул "кан" (каган) и латинское слово "canis" (собака), пожелали унизить Аттилу; они сознательно исказили идею о тотеме и произвели сына солнца от пса; божественное происхождение превратилось в животно-противоестественное; в Аттиле усмотрели они предтечу песиголовцев Гога и Магога». В. А. Гордлевский полагает, что у монахов действовали реминисценции староримских преданий; им казалось, что позорно вызывать какую бы то ни было параллель между "сукиным сыном" Аттилой и Ромулом и Ремом - покровителями города Рима. То есть здесь заметно смешение, из которого в Европе должны были образоваться легенды о рождении Аттилы то от волка, то от собаки⁸⁹.

Это даёт нам возможность предположить, что в хуннской среде существовала легенда о происхождении вождя или правящей династии, с одной стороны, от солнца, с другой - от волка, что соответствует более поздним вариантам данной легенды. Таким образом, корни известных нам родословных преданий, скорее всего, находятся в более древних культурах и верованиях народов Центральной Азии.

Существование такого родословного предания косвенно подтверждает также связанная с хунну легенда о предводителе усуней, приводимая Н. Я. Бичуриным. "Усуньский владетель титулуется Гуньмо; отец сего Гуньмо имел небольшое владение на западных хуннских пределах. Хунну убили отца его в сражении, а Гуньмо, только что родившийся, брошен был в поле. Птицы склевали насекомых с его тела; волчица приходила кормить его своим молоком. Шаньюй изумился и счел его духом; почему взял его к себе и воспитал; когда же Гуньмо подрос, то шаньюй сделал его предводителем войска... возвратил ему владения отца его. После смерти шаньюя Гуньмо со своим народом отделился и отказался от поездок в орду хуннов. Войско, отправленное хуннами против него, не имело успеха; оно сочло Гуньмо духом и "удалилось"⁹⁰. Ю. А. Зуев обращает внимание на выступающую общность по всем основным деталям с преданием о происхождении рода Ашина от волчицы и десятилетнего мальчика⁹¹. Нам же интересен факт отношения хуннского шаньюя к брошенному ребенку. Когда он видит, что ребенку покровительствует волчица, он воспринимает это как покровительство духов и, скорее всего, «Неба». Более того, он как бы исправляет содеянное им же. То есть здесь волчица выступает в роли покровителя одного мальчика, но, как мы видим дальше, её действия помогают возрождению рода или даже целого народа. Мы так же можем видеть в этой легенде существование у хунну представлений о сакрализации волка, о его связи с духами и божествами. Возможно, здесь уже заметную роль играют мужские союзы, которым покровительствует волк или божества в этом образе. Не зря ведь «войско хунну не имело успеха». Можно предположить, что Гуньмо, получив владения своего отца, опирался не на родовые структуры, разрушенные раннее, а на воинский союз, дружину, сформированную по принципам воинского «братства», в этом можно видеть причину поражения войска хунну.

Следующим крупным генеалогическим преданием, близким к изложенному, является легенда о происхождении рода Ашины. Дом Ашины, по Н. Я. Бичурину, является" отдельной отраслью Дома Хунну". По одной легенде: «у хуннского Шаньюя родились две дочери чрезвычайной красоты... Шаньюй сказал: "Можно ли мне таких дочерей выдавать за людей? Я предоставлю их небу". В необитаемом месте построил высокий терем для них. Спустя четыре года один старый волк стал денно и нощно стеречь терем, производя вой, почему вырыл себе нору под теремом и не выходил из нее. Меньшая дочь сказала: «Наш родитель поместил нас здесь, желая предоставить небу, а нынче пришел волк; может быть, его прибытие имеет счастливое предзнаменование». Она только что хотела сойти к нему, как старшая её сестра в чрезвычайном испуге сказала: «Это животное, не посрамляй родителей». Меньшая сестра не послушала ее, сошла к волку, вышла замуж и родила сына. Потомство от них размножилось и составило государство»⁹². Л. Н. Гумилев считает, что сын волка стал прародителем телеских племен⁹³. Другая легенда повествует непосредственно о происхождении правящей династии Тюркского каганата, рода Ашина. «Сей род был разбит одним соседним владетелем и совершенно истреблен. Остался один десятилетний мальчик. Ратники, видя его малолетство, пожалели убить его: почему, отрубив у него руки и ноги, бросили его в травянистое озеро. Волчица стала кормить его мясом. Владетель, услышав, что мальчик еще жив, вторично послал людей убить его. Посланные, увидав мальчика подле волчицы, хотели и её убить, но она "укрылась" в горной пещере и родила десять сыновей. Впоследствии каждый из них составил особливый род. В числе их был Ашина, человек с великими способностями, он признан был государем: почему над воротами своего местопребывания выставил знамя с волчьей головою в упоминание своего происхождения». По другой легенде, предки тюрков происходят из государства Со, лежащего на севере от хуннов. Глава орды был Апанбу. Он имел семнадцать братьев, один из них - Ичжини-Нишиду - родился от волчицы и обладал сверхъестественными свойствами. Он имел двух жён: «дочь духа лета» и «дочь духа зимы». Первая родила четырёх сыновей. Один из них превратился в белого лебедя; другой царствовал между реками Афу и Гянь под именем Цигу, многие исследователи связывают его с кыргызами; третий - на реке Чуси; последний жил в горах Басычусиши. Это был старший сын Надулу-шад. Он имел десять жён. Все его сыновья прозывались по дому матерей. Ашина был сын младшей жены. После смерти Надулу-шада он стал вождём и принял имя Асянь-шад. Изложение этих легенд Н. Я. Бичурин завершает словами: "Хотя в сказаниях есть разность, но во всех род тукюесцев произведен от волка"⁹⁴.

Л. Н. Гумилев считает, что от волка и дочери хуннского шаньюя ведут свое происхождение телесцы, а от волчицы и мальчика - тюрки⁹⁵. В то время, как С. Г. Кляшторный полагает, что эта вариативность свидетельствует о широком распространении легенды и длительности её бытования. "Возможно предположить, - пишет С. Г. Кляшторный, - что здесь скорее следует видеть два варианта одной легенды, воспроизведенной разными хронистами, чем две самостоятельные по своему происхождению легенды⁹⁶. Если признать, что эти две легенды рассказывают о происхождении одного народа или династии, то скорее мы имеем не два варианта одной легенды, а два фрагмента одной большой легенды, где в первом случае рассматривается происхождение народа, а во втором - волчица покровительствует народу "волка", охраняет его от полного уничтожения и как бы дает ему новую жизнь. Однако окончательный вывод относительно этого вопроса делать рано, за неимением достаточного количества материала.

Отдельной темой является рассмотрение этимологии слова Ашина. Существует несколько различных вариантов объяснения этого слова. Наиболее ранней и известной является гипотеза о том, что "Ашина" значило "волк". По-тюркски волк - бури или каскыр, а по-монгольски шоно (чино). "А" - префикс уважения в китайском языке. Следовательно, "Ашина" значит "благородный волк". Не подвергшееся китаизации слово сохранилось в арабской записи этого имени - Шанэ⁹⁷. Но современные ученые незаслуженно игнорируют эту гипотезу, ссылаясь на то, что слово "ашина" известно только в китайской передаче. В отличие от китайских источников, древнетюркские памятники нигде не называют имя ашина в подобной или близкой по звучанию форме⁹⁸. С. Г. Кляшторный в 1964 г. выводил ашина от хотано-сакского "достойный, благородный". Однако, впоследствии он сам признает это маловероятным⁹⁹. И. Н. Шервашидзе отвергает эту гипотезу ввиду отсутствия, по крайней мере, непосредственных сакско-тюркских контактов и выдвигает свою, допуская заимствование иранского asana - синий¹⁰⁰. Видимо, именно эту гипотезу с фонетической и семантической точек зрения С. Г. Кляшторный считает безупречной, хотя почему-то опять говорит о хотано-сакском происхождении этого слова¹⁰¹. Кроме этого, существует гипотеза Х. Хауссинга о происхождении имени царского рода по цвету одежды, сближая его с древнеиранским oxsaena "темноцветный"¹⁰², и гипотеза Ч. Беквиса, который видит искажение тюркского арсалан - "лев"¹⁰³. Как мы видим, нет единого мнения об этимологии слова ашина, но ученые не выдвинули достаточно веских доводов против варианта "Ашина" - «благородный волк». На наш взгляд, именно эта гипотеза является наиболее безупречной не только с фонетической стороны, но и находит подтверждение в легендах, в изображение на Бугутской стеле ¹⁰⁴ и в символике образа волка, которая могла соответствовать царской династии, держащейся на военной силе мужских объединений.

Род "благородного волка" в середине VI в. становится правящей династией Восточного и Западного каганатов. И даже с их гибелью власть рода Ашина не только сохраняется в Центральной Азии, но и распространяется далеко на Запад. Хазары приняли к себе убежавшего царевича из рода Ашина и, поставив его хаганом, создали в 650 г. собственную независимую державу¹⁰⁵. Они считали себя прямыми наследниками Тюркского каганата¹⁰⁶. Согласно Истархи, хазарский каган выезжает лишь в том случае, если разразится великая война; ни тюрки, ни другие народы, находящиеся на пути кагана, не могут взирать на него, а должны из уважения к нему удаляться и прекращать усобицу. Каган представлял собой скорее символ суверенной власти, чем саму власть¹⁰⁷. И даже после узурпации власти иудейским царем, лишенного власти тюркского кагана из рода Ашина, содержавшегося под стражей, почитали как символ величия¹⁰⁸.

Среди ханов шоры-половцев не угасло и имя царского рода Осень, то есть Ашена - Ашина. Из дунайских половцев в 1187 г. выдвинулась династия основателей второго Болгарского царства - Асеней (Ашена )¹⁰⁹.

Но вернемся к Тюркскому каганату, основными соперниками тюрок в Великой степи были токуз-огузы, происхождение правящего рода которых так же связано с волком. Генеалогическая легенда об Огузхане, их легендарном предке, выглядит более завуалированной. Так, в одном из сказаний, Огузхан назван "рожденным серым волком". Этот мотив ярко воплотился в описании внешности героя. В эпическом облике Огузхана соединились черты различных животных. О новорожденном Огузе сообщается: "Через сорок дней он вырос, ходил и играл. Ноги его стали подобны ногам быка, поясница - пояснице волка, плечи - подобны плечам соболя. Все тело было покрыто густыми волосами". Многие исследователи - В. В. Радлов, А. Н. Бернштам, С. М. Абрамзон - отметили совпадение приемов изображения Огузхана и героя киргизского эпоса: "...и Манас, - пишет С. М. Абрамзон,- имел тигровую шею, змеиные веки, волчьи уши"¹¹⁰.

О самом же рождении Огузхана сказано очень скупо: "Озарились глаза Ай-Каган, и она родила сына". Небесное происхождение приписывается и сыновьям Огуз-кагана: они родились от девы, которая находилась посредине солнечного луча¹¹¹. Это так же можно трактовать как связь с волком, опираясь на "Огузнаме", где повествуется, как во время похода "в шатер Огуз-кагана проник луч, подобный солнечному. Из этого луча появился сивовласый, сивогривый большой волк". Этот волк затем неизменно идет впереди войск Огузхана, показывая путь¹¹². Связь этого эпизода с волком-супругом проявляется и в сопоставлении с генеалогическими сказаниями о Чингисхане и его предках (см. ниже). В "Огузнаме" волк выступает только "патроном" огузов. «Я стал вашим каганом», - говорит Огуз воинам перед походом, - "возьмем-ка луки и щиты, тамгою пусть будет нам "благодать", "сивый волк" пусть будет ураном" (боевым кличем). Основываясь на этих легендах, Х. Г. Короглы считает, что волк, возможно, был некогда одним из племенных тотемов огузов, но хотя в образе самого Огузхана и есть следы «зооморфных представлений народа», он уже "не сакрализованный первобытный герой; он - основатель рода и государственности" и "обладает всеми чертами исторического героя"¹¹³. Добавим, что не только тотемизм играет здесь важную роль в выборе предка-покровителя, но и символичность образа волка, к тому времени прочно вошедшего в представления кочевников.

По всей видимости, существовали родословные предания, связанные с волком в период домонгольского владычества и у ряда других кочевых народов, причем роды′ волка занимали в них, если не ведущее, то довольно важное положение. Помимо указанных выше примеров, связанных с распространением рода Ашина, волк считался прародителем части половецких родов. Среди них существовал род Бурчевичей¹¹⁴. Как предполагает С. М. Ахиджанов, это "династийное", "правящее", кипчакское племя в Дешт-и-Кипчаке в XI - XIII вв. "взяло имя своего покровителя, тотема волка в качестве племенного имени, а также знамя с изображением золотой волчьей головы"¹¹⁵. С. А. Плетнева, рассматривая известного половецкого хана, приходит к выводу: "Связь Боняка, соединяющего функции хана и жреца с тотемом и покровителем - "волком", несомненна¹¹⁶. Один половецкий князь носил тотемное имя Башкорд - "матёрый волк"¹¹⁷. Из перечисленных примеров видно, что многие половецкие орды связывали свое происхождение с волком и, отчасти, с Тюркским каганатом.

Следующее крупное родословное предание, связанное с волком, - легенда о происхождении "золотого" рода Чингисхана. В «Сокровенном сказании" говорится: "Предком Чингисхана был Борте-Чино, родившийся по изволению Вышнего неба. Супругой его была Гоа-Марал. Явились они, переплыв Тенгис. Кочевали у истоков Онон-реки, на Бурхан-халдуне, а потомок их был Бата-Чиган"¹¹⁸. Таким образом, легендарными предками монголов являлись Борте-Чино (Сивый волк) и Гоа-Марал (Прекрасная Лань), к ним возводился род Чингисхана. Как-то, собираясь на облаву, он предсказывает, будто на охоте явятся серый волк и прекрасная лань, и запрещает убивать их. Это предание содержит намек на то, что чингизиды производили свой род от этих животных¹¹⁹. Подобное представление отражено в сюжете «Сокровенного сказания», касающегося рождения Бодончара: После смерти Добун-Мергена Алан-гоа, будучи безмужней, родила трёх сыновей… Она объясняет это следующим образом: «Каждую ночь, бывало, через дымник юрты, когда светило внутри (погасло), входит, бывало, ко мне светло-русый человек; он поглаживает мне чрево, и свет его проникает мне в чрево. А уходит так: в час, когда солнце с луною сходится, процарапываясь, уходит, словно жёлтый пёс. Ведь если уразуметь всё это, то и выйдет, что эти сыновья отмечены печатью небесного происхождения. Как же вы могли болтать о них как о таких, которые под пару простым смертным? Когда станут они царями царей, ханами над всеми, вот тогда только и уразумеют это простые люди!»¹²⁰. В этом сюжете слова «жёлтый пес», скорее всего, выступают табуизацией имени волка, этот вопрос подробно рассматривался нами ранее. Кстати, Б. Каирбеков трактует имя Бодончар как Бортечана и переводит - «серый волк»¹²¹.

П. Б. Коновалов считает, что Бортэ-Чино и Гоа-Марал - «не реальные исторические личности, а тотемические олицетворения древних этнических общностей, на основе которых сложились средневековые племена Центральной Азии, объединенные в единое Монгольское государство»¹²². Б. Ринчен в письме к Л. Н. Гумилеву высказывает мнение, что эти имена выполняли по старым шаманским традициям охранные функции¹²³. Не отвергая эту точку зрения, нужно отметить, что сам Чингисхан и другие монгольские ханы не опровергали, а даже афишировали свое происхождение от волка и как тюрки выставляли знамя с золотой волчьей головой¹²⁴. Поэтому многие исследователи не только не сомневались в происхождении рода Чингисхана от волка и лани, но и указывали на преемственность монгольской легенды о волке-прародителе с тюркской легендой о волчице-прародительнице и их знамени с волчьей головой¹²⁵. Х. Говорс в своей "Истории монгол" сближает Бурте-Чино с Ашина - предком тюрок: «Бурте-Чино - преследуемый принц, один из трех братьев, женившийся потом у озера и в некоторых вариантах заменяемый волком; Ашина - преследуемый принц, перенесенный за реку и воспитанный волчицей»¹²⁶.

В преданиях о происхождении Чингисхана постоянно присутствуют следы солярного культа, которые часто пересекаются с образом волка, что является вполне естественным, а в ряде случаев помогает нам рассматривать этот образ. Так, бурятская легенда о Чингисхане связывает его происхождение с солнцем: «Царь Ухэр-Боксо имел дочь, которую постоянно держал взаперти и за занавескою. Однажды она увидела солнечные лучи и от того забеременела, впоследствии она родила сына. Она положила его в кожаную корзину и пустила по реке. Этого ребёнка нашли. Он вырос и его назвали Чингисханом»¹²⁷. Составители тюркских сказаний о Чингисхане, доказывая "законное происхождение" Чингисхана от его земного отца, мужа его матери, в одной из легенд называют его «рожденным от луча Солнца и серого волка", в поздних же сказаниях, сложенных о нем в тюркоязычной среде, эта версия модифицируется. Устанавливается традиция, что Алангоа посещает её муж (после своей смерти), принимая облик луча и волка. В "Богатырских сказаниях о Чингисхане" его бабка Гулямлик зачала сына от солнечного луча; в имени её сына Тангри-берген-Дуюн-Баян отражено его небесное происхождение и его образ связан с образом волка: «Перед смертью он собрал свой народ и молвил:

- Думал я вместе с женой умереть, но вижу - моя смерть приближается. Моя жена останется вдовой, но я приду, и у неё родится хороший мальчик. Мой народ, подчинись ему! Знаком моего прихода будут: после смерти я буду гореть, как солнце, выйду в виде волка. Так и знайте»¹²⁸. Х. Г. Короглы делает общий вывод о влиянии тюркского эпоса об Огузхане на сказание о Чингисхане, зафиксированные в письменном виде ("Огузнаме» и "Чингиснаме"). Он аргументирует это не только сходством эпизодов, но и тем, что стражами, которых Алангоа попросила поставить у своего шатра для подтверждения прихода чудесного посетителя, являются тюрки: «Народ приставил к ней для наблюдения трёх стражей: Пшака, Еря и Одаша. Стали они сторожить. Вот однажды с неба сошёл свет; со страху они без чувств попадали, а когда немного погодя в себя пришли, стали спрашивать друг у друга:

- Куда девался этот свет?

Никто не знал.

- Будем сторожить внимательнее: должен же он выйти волком.

Вот скоро ли, долго ли, вышел наружу серый волк величиною с лошадь, посмотрел назад и ушёл в лес. Стражи хорошо видели серого волка и сказали сыновьям Алангу:

- Теперь сбудется всё, что она предсказала»¹²⁹.

В другом варианте "Чингиснаме" Алангоа призывает в свидетели кипчака Кара-бека, туркмена Кел-Мухаммеда и Урадуч-бека, которые видят "блестящий свет", обернувшийся затем "светлогривым волком"¹³⁰.

Р. С. Липец считает, что эти сказания о Чингисхане, несомненно, поздняя эвфемическая интерпретация легенды о зооморфном прародителе, более устраивавшая в качестве родословной династии Чингисидов. «Письменные родословные велись, главным образом, в семьях феодальной верхушки, а им не импонировало уже такое "темное" происхождение. Однако стремление "облагородить" свою родословную не мешало, по-видимому, признанию теми же феодалами в какой-то мере их традиционной связи с волком-прародителем», - пишет она¹³¹.

Не соглашаясь полностью с этими утверждениями, нам бы хотелось высказать мысль, что в данном случае мы имеем попытку доказать легитимность власти Чингисхана над тюрками. Для этого используется легенда о волке-прародителе, связанном с солярным культом. И именно тюрки призываются в свидетели этого действа.

Вообще такое отношение к волку характерно для Центральной Азии вплоть до XIX в. А. Янушкевич описывает встречу чиновника с киргизским султаном Бараком и другими султанами. Барак принес и прочитал пышную родословную своих предков. Чиновник сказал в шутку: "Напрасно вы свой род выводите из такого высокого начала; ваше действительное происхождение идет от трех братьев: волка белого, серого и черного. Ваша жизнь отдана только чувственности и ублажению желудка, что всегда напоминает волчье начало. "Они нисколько этим не были оскорблены, долго смеялись. Можно, конечно, усомниться в искренности этого смеха, но фактом остается, что удивления или отрицания это утверждение не вызвало"¹³².

И в более поздний период нам известен ряд родословных преданий, связанных с волком. Одно из них было рассказано на Тянь-Шане. Один мальчик не стал своевременно ходить, остался сиднем (бечел). Во время кочевки родители оставили его на стоянке, а сами уехали. Некий человек ехал по этой местности и увидел волчицу, которая кормила мальчика своим молоком. Путник взял его с собой и воспитал. Это и был тот мальчик, сидень. Его назвали Каба. У него волосы были, похожие на гриву, и ему было дано прозвище жалбуу Каба (гривастый Каба). Каба - родоначальник, предок одного из крупных подразделений племени саяк. Заметим, что у него были потомки, носившие имена Ак-Тери (белая шкура) и Боз-Тери (серая шкура). Их имена носили два рода, входившие в это подразделение.

Итак, предок одного из киргизских родов был вскормлен волчицей¹³³.

Этот мотив удержался в современном алтайском эпосе. Ак-Пори (Белый Волк), обещая сохранить жизнь богатырю-охотнику, требует взамен его сына: «Ак-Пори пришёл утром; богатыри стреляли, рубили, кололи, но даже шерсть на нём не повредили. Ак-Пори с маху растворил дверь, схватил спеленатого мальчика и побежал. Отец и мать гнались следом и плакали. Ак-Пори принёс малютку на золотую гору Алтын-Тайга и внёс его в золотую пещеру Алтын-Куй. В золотой пещере волк завернул малютку в свой хвост и переночевал. Через два дня малютка стал называть волка матерью, через шесть дней - отцом. Малютка оставался в золотой пещере, а волк приносил пищу в пещеру. Ребёнок стал большой. Когда мальчик подрос, волк дал ему коня и вооружение, а позже нашел и невесту». А. М. Сагалаев видит в этом эпосе продолжение древнетюркской традиции. А мотив золотой пещеры, по его мнению, является отголоском представлений о пещере как о материнском лоне¹³⁴.

У монгольских народов существуют подобные сюжеты. Г. Н. Потанин излагает ряд монгольских и бурятских "сказок", где помощником героя является Шял или Туно-Шял, выкормыш волков. Со своими молочными братьями-волками он совершает набеги и пр.¹³⁵. Неоднократно упоминается монгольский род чоно (волка). На связь этого рода с бурятскими родами указывает Ц. Б. Цыдендамбаев: «К числу протомонголов, имевших тотем чино - волк и соответственно этому называвшихся чиносы, относились и будущие булагаты»¹³⁶. У бурят среди эхиритов известен многочисленный род Шоно, который до сего времени носит имя своего легендарного предка. "Шоно был найден мальчиком в волчьей норе. Его нашли охотники в лесу, привели домой, воспитали и вырастили. Назвали его Шоно, в память того, что он был найден в волчьей норе"¹³⁷. Род Шоно - один из самых многочисленных бурятских родов. Так, по сообщению И. Любимого, эхириты якобы являются потомками мальчика Чоны, выкормленного волками, почему они и получили имя чонородских, т. е. рода волка¹³⁸. Это родословное предание подвергалось постоянному переосмыслению, сохраняя основную сюжетную линию. Так, по преданию кударинских бурят, входящих в род шоно: «одна девушка их рода шоно забеременела до брака, родила сына и бросила в ложбину. Его нашли, подобрали люди и назвали Хонхо. Он вырос, женился и образовал улус Хонхо или Хонхоураг»¹³⁹ и т. д. Род шоно делился на малый и большой, его генетически связывают с калмыцкими родами, среди которых имеются тоже большой и малый Чоносовы (Шоноевы) роды. По мнению С. И. Балдаева, этот род вышел из Алтая при распрях джунгарских феодалов в XVII в.¹⁴⁰.

Подобные представления широко распространены у многих народов. Широко известна легенда об основателях Рима - Ромуле и Реме, которых спасла и выкормила волчица¹⁴¹. В период бурной культурной экспансии эта легенда стала известна многим народам. Более того, хунну и римляне знали друг о друге не только понаслышке, но сталкивались и, возможно, совместно защищали город хуннского правителя Чжа-Чжи от китайских войск в 136 г. до н. э.¹⁴². Но это замечание не ставит своей целью показать преемственность традиций, а скорее - особенности исторического процесса. Легенда о капитолийской волчице имеет еще ряд параллелей в разных концах Евразии. В. И. Абаев посвятил одному из аспектов этой проблемы статью, в которой сравнивал легенды о происхождении нартов и римлян, и, несмотря на общую схожесть, он приходит к выводу о самостоятельном возникновении этих легенд и добавляет, что в них "нет ни одной новой черты, которая не шла бы по испытанным путям первобытного мифотворчества"¹⁴³. У ительменов (камчадалов) волк является, как и в легенде о Ромуле и Реме, отцом божественных близнецов и т. д. Всё это даёт нам право утверждать, что родословные легенды о волке у многих народов находят типологическую общность, и говорить о преемственности и генетических параллелях нельзя, даже если обнаруживаются мифологические и этнические контакты носителей подобных легенд.

Образ волка, связанный с солярным культом, выступал родовым преданием именно правящих, царских родов. На наш взгляд, это неслучайно, и является результатом социальной роли его символики у разных народов. П. Д. Сахаров так объясняет эту связь: «Изначальные царские функции сводились к власти над крупным рогатым скотом как основным общественным богатством и обеспечению безопасности этого богатства. Практический характер власти над скотом требовал от царя повышенных зрительных способностей». И в этом контексте он объясняет ассоциацию царя с волком; волк - одно из немногих животных, обладающих ночным зрением. Он так же добавляет сюда амбивалентность функций волка по отношению к скоту: дикий - как враг, одомашненный - как охранитель. В свете этих предположений П. Д. Сахаров объясняет особую роль волка или собаки в мифах об обретении от них или с их помощью царства¹⁴⁴. Нам бы хотелось добавить, что особая роль волка в родословных преданиях царских родов объясняется также связью этого образа с символикой мужских союзов, тем более, что практически все крупные племенные объединения кочевников носили ярко выраженный милитаристский характер и опирались на племенные и межплеменные мужские союзы.

К вопросу распространения родословных преданий можно отнести проблему происхождения этнонимов. Тем более, что этот вопрос часто рассматривают именно с точки зрения родословных преданий, в которых ищут объяснения. Примеры названий народов от слова «волк» - не единичны и известны среди народов Центральной Азии. Имя, связанное с волком, носят башкиры - выходцы из Центральной Азии. Преобладает точка зрения, согласно которой этот этноним восходит к понятию «главный» (баш) «волк» (курд / гурд из тюрко-огусзских языков), «волк-вожак». При этом исследователи исходят из того факта, что древние башкиры, как и ряд других тюркских народов, поклонялись волку как одному из главных тотемов - племенных божеств. Подобное толкование термина не объясняет, как он стал названием целого народа, включавшего в свой состав около сорока племён с чёткой родоплеменной номенклатурой и родоплеменным самосознанием. Н. В. Бикбулатов считает, что объединяющим фактором могло стать вхождение разноименных племён в одно военно-политическое образование. Он предполагает, что такое объединение возникло к середине IX в. Во главе его стоял предводитель по имени Башгырд / Башкирт. Люди этого объединения стали именоваться по имени их вождя башкирдами, т. е. людьми башкурда. Н. В. Бикбулатов также допускает, что это объединение оказалось достаточно устойчивым и долговременным и, в конечном счете, привело к образованию этнической общности под общим названием «башкорт / башкурт / башкырт»¹⁴⁵. А. Н. Киреев, опираясь на мифологию, выдвигает версию, что это этноним юго-восточных башкирских племен, давший название всему народу. Ученый считает, что этноним - "башкурт" или "башкирт" - тоже происходит от одного из наименований волка¹⁴⁶. В. А. Гордлевский переводит половецкое имя "Башкорд" как "матёрый волк" и считает его тотемическим¹⁴⁷.

Другим этнонимом, происхождение которого представляет для нас интерес, является этноним «бурят». В научной литературе вопросу о происхождении и времени возникновения этнонима «бурят» уделено много места. До сих пор нет общепризнанной точки зрения на решение этой проблемы. В народе значение этнонима выводилось от глагола «буриха» со значением «не хотеть ехать по дороге (о лошади); уклоняться в сторону». При этой этимологизации название «бурят» толковалось как «отклонившиеся от монголов», или «уклонившиеся в сторону от них». Б. Б. Барадин писал, что «слово бурят есть позднейший вариант древнего слова баргут» и что предполагаемый им лингвистический переход должен выглядеть следующим образом: «баргут - бургут - бурут - бурат - бурят»¹⁴⁸. Т. А. Бертагаев выдвинул гипотезу, в которой этноним «бурят» возводится к известному из орхонских надписей названию курыкан¹⁴⁹. В научной литературе даже высказывалось мнение, что этноним «бурят» произошёл от русского слова «брат». Мы не будем останавливаться на анализе различных гипотез о происхождении этнонима бурят, достаточно отметить, что они подверглись справедливой критике в работе Ц. Б. Цыдендамбаева, который, в свою очередь, выдвинул следующую гипотезу решения данного вопроса. Он выводил этноним «бурят» от тюркского «буре» - волк: «…слово «буреэд» разложимо на древнетюркскую основу "буре" или "бурю" со значением "волк" и монгольский суффикс множественности -д». Примечательно, что слово «буре» в тюркском звучании имеет ударение на втором (конечном) слоге, поэтому вполне понятно, что ударный гласный в устах носителей монгольского языка впоследствии прозвучал как долгий гласный -буреэ. Таким образом, мог образоваться вариант этнонима «буряад», что по-русски передается как бурят¹⁵⁰. Далее он добавляет, что этот этноним имеет тотемический характер и «протомонгольское происхождение, поскольку тотем «волк» в пределах нашего ареала был присущ прежде всего им»¹⁵¹. Подобное толкование этнонима «бурят» выгодно отличается от других объяснений и является правильным по мнению Н. П. Егунова, долго занимавшегося проблемой происхождения бурятского народа¹⁵², а также ряда других учёных. Дополняет и уточняет этимологию этнонима «бурят» Д. С. Дугаров. Помимо древнетюркской основы «буре», он выявляет ещё одну составную этнонима «йа» - усеченную форму теонима Айа¹⁵³. На наш взгляд, эта гипотеза наиболее обоснованна и заслуживает общего признания.

В то же время лингвистическое обоснование происхождения этнонима оставляет открытыми многие вопросы, связанные с возникновением и бытованием данного термина. Вызывает сомнение тотемический характер происхождения этнонима. Остаётся открытым и вопрос о том, как этноним «бурят» стал общим для целого ряда племён, которые вплоть до современности сохранили пережитки племенного деления. То, что крупные бурятские племена усвоили название какого-то племени, сохранив на протяжении сотен лет свои родовые названия, кажется маловероятным по двум причинам: первая - нам ничего не известно о существовании племени бурят; вторая - буряты в период возникновения этнонима не представляли этнической целостности. Упоминание о бурятах в «Сокровенном сказании монголов» не проясняет, а скорее запутывает ситуацию. О широком бытовании этого термина можно говорить только в XVII в. в русских источниках. Первые сведения о бурятах русские получили в 1609 г. от тюркских народов Восточной Сибири, которые платили ясак бурятам, т. е. в тюркской среде, соседствующих с бурятскими племенами, уже был выработан этот термин, возможно, взятый из бурятской среды.

Мы бы хотели предложить своё объяснение возникновения термина «бурят». В предыдущем параграфе говорилось, что у народов Центральной Азии, и в частности у бурят, имел место институт мужских союзов, тесно связанный с волчьей символикой. Данный институт был широко развит и в XVII в. Воины-охотники различных бурятских племён, участвующие в облавных охотах, также представляли собой некое войско, которое было мощным военным объединением в тот период в Восточной Сибири. Многие соседние народы платили бурятам ясак. И даже русские серьёзно опасались военных столкновений с бурятами. Например, в 20-х годах XVII в. распространяются слухи о намерении бурятских князцов вместе с ойратами и киргизами напасть на Томск и другие русские остроги. О многочисленности военных отрядов можно судить по следующему свидетельству. В 1623 г. аринский князец Татауш известил русских служивых людей, что 3000 бурят, кроме кыштымов, идут воевать аринцев, качинцев и другие соседние племена, в то время уже вступившие в российское подданство¹⁵⁴. Всё это говорит о том, что воинские межплеменные объединения, которыми в тот период выступали облавные охоты, играли если не первостепенную, то важнейшую роль в объединении бурятских племён. Волчья символика таких мужских союзов могла найти отражение в этнониме «бурят» - волки, божественные волки, волки бога Айа. Тем более, что русские получили о нём сведения от народов, подчинённых бурятам военной силой, тех же мужских союзов. Данный термин был знаком в среде бурятских племён и принят в первое время как обобщающий, но сохранилось и племенное деление. Со временем термин «бурят» был принят как самоназвание народа.

Из всего вышесказанного хотелось бы сделать несколько выводов. Образ волка включается в родословные предания всех правящих династий крупнейших государств Центральной Азии на протяжении полутора тысяч лет. В ряде случаев наличие образа волка в родословной новой правящей династии выглядит как необходимость для обеспечения преемственности и легитимности власти, которая не ограничивалась этническими рамками и была понятной широким слоям населения. Эта преемственность опирается скорее на общие мировоззренческие постулаты, чем на прямое заимствование. В родословных преданиях образ волка выступает как сакральное существо, обеспечивающее необходимую связь между божествами и обществом. В связи с этим для нашего исследования представляет интерес рассмотрение семантической нагрузки окружения образа волка в родословных преданиях. Вышеприведенные легенды можно разделить на две основные группы. К первой, наиболее архаичной, относятся легенды о волчице-прародительнице: легенда об усуньском мальчике, о роде Ашина, ряд более поздних легенд бурят, киргизов и др. Мы можем говорить не только о волчице, но и ряде элементов, характерных для материнского культа и культа земли. Это пещера или заменяющая её нора, волчица как символ женского начала, она и кормилица, и мифическая супруга. Ко второй группе относятся сказания, связанные с образом волка-прародителя: один из вариантов предания о происхождении рода Ашина, легенды о происхождении правящего рода уйгур, генеалогическое сказание о «золотом роде Чингисхана» и др. В отличие от первой группы здесь можно говорить о преобладании элементов мужских культов: это башня, солнечный луч, волк-супруг и др. В этой группе легенд образ волка выступает в тесной связи с солярным культом. Последний иногда даже преобладает, и в этом можно видеть тенденцию перехода от волчьего происхождения к небесному, солнечному. Необходимо отметить, что часть родословных преданий нельзя отнести к той или иной группе из-за недостатка материала.

Вышесказанное даёт нам право усомниться в тотемическом характере этих легенд. Ещё Н. П. Грязнов, характеризуя изображения животных в скифскую эпоху, говорил: «Они утратили своё первоначальное значение тотема и уже осмысливались, по-видимому, как мифические существа, обладавшие особыми свойственными каждому из них таинственными силами»¹⁵⁵. И волк выступает не как прародитель, а как образ покровителя, охранителя. На первый план выходит его связь с божествами. В более древних воззрениях он выступает представителем культа земли, но впоследствии больше внимания обращается на его связь с небесным и солнечным культом. Это можно связывать с социальными процессами, происходившими в обществе, когда на первый план вышли мужские культы, связанные с небом. Можно утверждать, что в родословных преданиях образ волка выступает не как тотем, а как символ небесного покровительства, как представитель сакрального мира. Охранительные функции сближают его с божествами, которые, возможно, иногда принимали его облик, а также с правителем, основная задача которого также включала в себя сохранение социума. Об этих же тенденциях можно говорить относительно происхождения этнонимов, связанных с именем волка. Они носят не тотемический характер, а связываются с идеологическими и социокультурными представлениями о волке как о «небесном» покровителе, выполняющую волю божеств. Эти представления получили особое развитие, когда «воины-волки», члены мужских сообществ несли на себе основной груз необходимых обществу охранительных функций, обеспечивали его благополучие, участвуя в облавных охотах и военных походах.