|
||
Первая > Статьи > Монографии > М. А. Харитонов - Социокультурные аспекты зооморфной символики народов Центральной Азии > Глава 1. Образ волка и его эволюция на раннем этапе развития общества у народов Центральной Азии § 1. Образ волка в раннем искусстве кочевников: его культовая и социальная значимостьОбраз волка является одним из наиболее значимых животных символов, разных народов мира. Во многих культурах он играет особую роль и имеет огромное культовое, ритуальное и социальное значения. Многие зооморфные образы уступают волку по своей символической нагрузке. Поэтому нам кажется важным рассмотреть образ волка, используя наиболее ранние из доступных источников, в основном это археологические и этнографические материалы, а также эпические произведения. Эти источники дают нам возможность рассматривать образ волка в культурах Центральной Азии с эпохи неолита. Однако, можно утверждать, что ритуальная основа этого образа формировалась в более ранние периоды, подтверждением чему могут служить находки в других регионах Евразии. В частности, при раскопках палеолитической стоянки в Мезине, на Украине, на вершине одного из долговременных жилищ был обнаружен совершенно целый череп волка с сохранившимися шейными позвонками. А многочисленные останки волка на этой стоянке, в том числе и в виде анатомически связанных групп костей, по мнению А. Д. Столяра, явно свидетельствуют о его особом символическом значении1. Первые изображения волка в Центральной Азии появляются в наскальных композициях эпохи неолита. Однако, надо сразу отметить, что в изображениях, как и в архаичном сознании, образы волка и собаки еще не разделялись, что зафиксировано во многих языках. Слитность понятий “собака” и “волк” в мифологии и изображениях сохранилась даже после того, как были выработаны раздельные наименования для этих животных2. Ранние изображения волка можно разделить на несколько групп, которые имеют не только типологические сходства в изображении, но и дают возможность делать определенные выводы о роли образа волка в представлениях ранних кочевников. Основная масса изображений волка не несет на себе нагрузки, отражающей определенные представления о волке, изображения отличаются техникой исполнения, различием поз и комбинациями с различными животными, в основном, парнокопытными, в них можно выявить некие сходства, основываясь на которых, можно реконструировать первобытные представления о волке. К первой группе, относится наибольшее количество изображений, характеризующихся отсутствием агрессивности, признаками которой являются изображения зубов и когтей (рис. I , 1 - 9). Исходя из этого, можно говорить, что неолитический человек не испытывал страха перед волком и не ощущал его своим врагом, а, возможно, воспринимал его конкурентом или даже помощником в охоте на парнокопытных. Это подтверждает другая группа наскальных рисунков, где волки изображены рядом с человеком (рис. II , 6). Известны изображения совместных охот человека с волками, одна из них изображена на петроглифах на реке Чулутын-Гол (рис. II , 7). Фигуры волков здесь весьма типичны: у них прямые хвосты в виде палки. По поводу этого изображения существуют различные точки зрения. Так, П. В. Коваль полагает, что древний человек при охоте “пользовался услугами волчьей стаи”, однако С. А. Гурулев не соглашается с его мнением, считая, что это - прирученные человеком волки, ещё не утратившие физиологических особенностей своих собратьев3. Но оба автора согласны в трактовке этих образов как волков. А точка зрения П. В. Коваля находит неожиданные подтверждения в этнографических и исторических данных. Так, в “Сокровенном сказании монголов” Бодончар “стрелял по ущельям загнанных туда волками зверей, а нет - так питался и волчьими объедками”, более того, “так он благополучно перезимовал тот год, прокормив себя”4. В более поздних описаниях облавных охот также присутствуют факты, подтверждающие возможность использования хищников, и волков в частности, на охоте: “Иногда случается, что волки к промышленникам подходят вместе, саег окружают и так добычу усугубляют”5. Возможно, и неолитический человек, используя волков для “совместной” охоты, воспринимал их помощниками, имеющими священное происхождение, что нашло отражение в представлениях о волке как о божественном существе. Его социальная близость к человеку, вероятно, способствовала выделению этому образу особого места в близнечном культе, который развился позднее, но наиболее ранние отголоски которого сохранились в уникальной находке эпохи неолита из Серовского могильника (рис. III ). Это трехликая скульптура из кости, которая представляет собой необычное по форме художественное изделие, по назначению - явно культовое. Эта вещь выглядит как длинный кривой стержень, на нижнем конце которого помещена объемная голова человека. У неё превосходно моделирован покатый лоб, маленькие глазки - ямки, длинный “индейский” нос и маленький рот. Самое же главное на стержне - фигура в верхней её части, которая, судя по расположению и размерам, несет важнейшую для него семантическую нагрузку. Фигура представляет собой двойное существо: с одной стороны изображен зверь, с противоположной - антропоморфное изображение зверя, четко обрисована треугольной формы голова с острой мордочкой. На голове торчат два узких уха, миниатюрным точечным отверстием показан глаз. Обозначены две ноги, а туловище зверя непосредственно переходит в туловище человека. В целом перед нами предстает не травоядное - лось или олень, а хищник, по форме головы более всего напоминающий лисицу или волка. Характер двойного изображения на верхнем конце предмета можно объяснить этнографическими аналогиями. Здесь изображен получеловек - полузверь. Иначе говоря, двойное близнечное существо. По поверьям лесных охотников, мужчины - звери иногда вступали в половую связь с женщинами из человеческой общины. И тогда происходило важнейшее событие: у земной женщины рождался ребенок от звериного отца. Если же на свет появлялись близнецы, то один из них был сыном человека, другой же - сыном зверя. Спустя две - три тысячи лет произошел существенный перелом. На месте зверя появляется антропоморфное существо - близнец6. Особый интерес представляет группа изображений, отражающих хтоничность волка. Волк в природе способен поглотить большое количество мяса, так он переносит её волчатам, питается падалью и остатками человеческой пищи. Это не осталось не замеченным первобытным охотником и нашло отражение в его рисунках. В туловище волка схематически выделяется свободное место - утроба (рис. I, 1 - 3, 7; рис . II, 3)7. Такая же особенность в изображениях фантастического животного - волка на Томской и Шишкинской писаницах (рис. II, 1, 5 )8. Несмотря на то, что в фантастическом звере хорошо различимы отдельные черты реального зверя, А. И. Мартынов считает, что он не напоминает известных нам животных сибирской тайги9. В то же время эти животные имеют ряд признаков, характеризующих волка, и аналогии с другими изображениями этого хищника. Хтоничность волка связана не только с поглощением пищи, но и с необъяснимыми для того времени природными явлениями, затмениями солнца и луны. В ряде случаев изображения волка соседствуют с оленем, который символизировал солнце10, а иногда и кругом, который мог быть схематическим изображением этих светил. Создается впечатление, что волк собирается их проглотить (рис. II, 1, 3, 5 ). Возможно, эти архаичные мотивы сохранились в мифах бурят и монголов. У бурят в образе зверя Алха, поглотившего некогда Луну и лишившего Землю света, у монголов в чудовище Архан Шутхэр, пожирающем солнце, - известного под именем Арахи11. Подобный сюжет существует и у других народов Центральной Азии. Развитие представлений о волке как о поглотителе, хищном помощнике, имеющем сакральное происхождение и связанном с небесными светилами, нашло отражение и в наделении волка “оружием”, длинными клыками и когтями в эпоху энеолита. Например, изображение группы из трех волков на скалах Бичигтин-Хад (Монголия). У волков удлиненные челюсти с острыми зубами, короткие уши, когтистые лапы и типично волчьи хвосты. Звери изображены с признаками пола, что практически больше нигде не встречается. Отличаются они только техникой исполнения: верхнее выполнено сплошной выбивкой, а два нижних - “ажурной” техникой12. В памятниках Окуневской культуры образ волка также наделен чертами хищника. Это стилизованные головы волков, изображенные на стелах у р. Бирь и у оз. Беле (рис. II , 9). Особенно выразительны профильное изображение волка на Ширинской стеле (рис. II , 2) и почти полное изображение волка на писанице выше дер. Байкалово (рис. II , 4), к этому же кругу образов можно отнести скульптурную голову хищника, найденную у с. Знаменка13. Данные мотивы получают дальнейшее развитие в эпоху бронзы, когда образ волкообразного хищника остается одним из ведущих в изобразительном искусстве кочевых племен Центральной Азии. В то же время он приобрел новые черты. Резко уменьшились его изображения в петроглифах, тело удлинилось, более короткими стали ноги, и не четыре, а две, уши часто подтреугольной формы, хвост опущен вниз. Туловище покрывается поперечными “угловатыми” полосами (рис. IV, 6) или “квадратной сеткой” полос (рис. IV, 1), или даже спиральными завитками (рис. IV, 2) . Аналогичный прием характерен для так называемых «ажурных» писаниц Сибири, связанных, как полагают, с эпохой поздней бронзы. Более точно подобные изображения датируются серией предметов, связанных с ордосским очагом культуры. Например, на бронзовой секире архаического типа, восходящей к китайским образцам иньского времени, вырезана фигурка хищника, тело которого заполнено точно такими же поперечными “угловатыми” линиями, как и туловище волкообразного хищника с петроглифов Елангаша (рис. IV, 6 ). Два изображения хищников с зубастой пастью и высунутым языком (рис. IV , 2) на бронзовом зеркале из Шанцуньлина по сопутствующему археологическому материалу датируются I Х - серединой VII в. до н. э.14. В позах некоторых изображений животных отчетливо вырисовываются элементы “звериного” стиля. В технике граффити развитого “звериного” стиля выполнены поистине шедевры наскального искусства (рис. IV, 14 )15.Преобладание среди изображений хищников в наскальном искусстве Центральной Азии в эпоху бронзы профильных, уменьшение их размеров, возможно, предопределили и новую технику исполнения рисунков. Они часто выполнены уже сплошной выбивкой, а не по контуру, как в более раннее время16. На рубеже I тыс. до н. э. мелкие изображения волкообразных хищников появляются на оленных камнях Центральной Азии (рис. IV , 7 - 11). Д. Г. Савинов посвятил изображению хищников отдельную статью, в которой вынужден признать: “Для этих фигур определение собаки может быть принято с определенной долей условности”, так как “в отдельных случаях они имеют черты, сближающие их с хищниками кошачьей породы или волками”17. Интересно, что у всех изображений волка теперь ярко выражены черты хищника, более того, можно говорить о преднамеренном их выделении и даже некотором преувеличении (рис. II, 2, 4, 8, 9; рис. IV, 1 - 3, 6 -11). Важным моментом является появление изображений волка на предметах вооружения, например, на бронзовой секире архаического типа, восходящей к китайским образцам иньского времени, вырезана фигура волка, тело которого заполнено поперечными “угловатыми” линиями (рис. IV, 6 )18. Фигура волка помещена на бронзовом копье из Прииртышья, южнее г. Омска (рис. IV, 12)19. Популярными становятся сцены борьбы и терзания. Композиции с оленем и хищником довольно часто встречаются в петроглифах, но сцена терзания оленя хищником, характерна больше искусству малых форм20. На скалах наиболее часто изображали сцену преследования стада или одного оленя хищниками - волками и собаками21. На оленном камне из Ушкийн-Увэр запечатлены два хищника и голова с частью туловища оленя, причем все изображения на этом камне выполнены сплошной выбивкой, а тела хищников и оленя даны контурно. Может быть, здесь показано проникновение одного животного в другое. Г. А. Федоров-Давыдов считает, что сцена терзания означает ритуальное поедание одного животного другим, проникновение одной силы в другую22. Сцены охоты и терзания связаны между собой. Они продолжают неолитические мотивы и символизируют борьбу старого и нового, процесс жизни. В них образ оленя может быть соотнесен с культами солнца и плодородия, также неразрывно связанных между собой. У народов Евразии был распространен миф, в котором говорилось о ежегодном обращении солнца по кругу в образе копытного животного (чаще оленя или оленихи), которого преследуют охотники. Преследователи могут принимать облик медведя, росомахи, волка, льва23. Дальнейшему развитию этих мотивов в развитом скифо-сибирском зверином стиле предшествовал период определенной табуизации изображений волка и других хищников, которые были заменены стилизованными изображениями хищника вообще в раннескифском зверином стиле, откуда образ волка исключается всеми исследователями. Е. В. Переводчикова считает, что рассматривая признаки, специфические для разных видов животных в скифском зверином стиле, мы не найдем среди них тех, по которым разделяются отдельные виды хищников, поскольку они не прослеживаются в самих изображениях24. Все же, на наш взгляд, в некоторых раннескифских изображениях видны черты, присущие волку (рис. V , 1 - 3, 12), а не только хищникам породы кошачьих. В частности, в Прибайкалье известна уникальная находка раннескифского периода. Это бронзовый топор с изображением свернувшегося в кольцо волка, которое выполнено в своеобразной манере, которую можно назвать “накладным аппликативным набором”25. Исследователи отмечают, что в скифо-сибирском искусстве образ зверя семейства кошачьих развивается в направлении замены льва тигром или волком26, а процесс переработки этого “переднеазиатского” мотива к V в. до н. э. приводит к частичной замене образов таких животных, как лев или пантера, хорошо известным в Сибири и Средней Азии тигром или повсеместно распространенным волком27. В. А. Ильинская считает, что мотив хищника - волка или собаки появляется в скифском искусстве довольно поздно. Корни этого мотива, по её мнению, ведут в Прикамье, Поволжье, Южное Приуралье, т. е. связываются ею с культурой савроматов, где образ волка становится излюбленным в VI в. до н. э.28. К. Ф. Смирнов писал, что образ волка в искусстве савроматов “не зависит от искусства скифов” и через искусство савроматов, “которые видоизменили первоначальный образ хищника кошачьей породы (барса, пантеры, льва), придав ему волкообразные и медведеобразные черты”, проникает в Прикамье и на Урал29 и, как полагает В. А. Ильинская, - в тагарское искусство. Во всех отмеченных работах авторы говорили об изображениях волков VI - V в. до н. э., лишь К. Ф. Смирнов упоминает опубликованное Н. Л. Членовой изображение волка на рукоятке бронзового ножа карасукского времени из Монголии. Мотив свернувшегося в кольцо волка, по мнению В. А. Ильинской, появился в искусстве Евразии в V в. до н.э. и выполняется в той же манере, что и ранние изображения пантеры.30. В VII - III в. до н. э. образ волка распространяется чрезвычайно широко: он занял ведущее место в искусстве савроматов, изображения волка встречаются и далеко на западе. У тагарцев волк часто изображался на оружии и конской сбруе (рис. V, 4, 5, 11; рис. VII , 7, 9). Изображения волка встречаются и в сакских комплексах Казахстана. Изображения волка в степях Евразии широко распространяются на предметы вооружения. Так, на Среднем и Нижнем Прикамье встречаются изображения хищников из семейства волчьих с яростно открытой пастью, саблевидными клыками и окончаниями морд в виде спиральных завитков на секирах из Елабуги, Пашурского близ Сарапула, Чердынского района Пермской области и Воткинского завода. К ним следует отнести и образ на секире с р. Пинеги Архангельской области изображения на рукояти боевого ножа и браслетах из Зуевского могильника 31 и т. д. Но памятники развитого звериного стиля известны, в первую очередь, благодаря находкам в пазарыкских и алтайских курганах. Они уникальны, прежде всего, по условиям, которые создаются в захоронениях под каменной насыпью, способствующей образованию в погребении линзы вечной мерзлоты. В вечной мерзлоте сохраняется то, что не может сохраниться в других условиях, - дерево, кожа, войлок, ткани и другие органические материалы, которые обычно в земле разлагаются. Из алтайских и пазарыкских курганов до нас дошли резные деревянные саркофаги и украшения конской узды, одежда из меха и кожи, аппликации из кожи и войлока, ковры и ткани. Все это наверняка было распространено и у кочевников других областей. Материалы захоронений родоплеменной знати позволяют сделать вывод о том, что ранние кочевники Алтая изображали волка чаще других хищников. Это положение подтверждается материалами недавно раскопанных не ограбленных рядовых погребений пазарыкской культуры на Алтае. Произведения искусства, сохранившиеся в древнем льду, позволяют судить как о точной иконографии образа, так и о его месте в структуре комплекса, в котором они функционировали. При изображении этого зверя особо подчеркивалась крупная тяжелая голова с длинными челюстями и оскаленной пастью, которая всегда выполнялась с особой выразительностью. Характерный для волка яростный оскал, когда приподнимается кончик носа, а вздернутые морщинами верхние губы обнажают клыки, запечатлен на многочисленных алтайских изображениях. Как правило, древние художники реалистично передавали биологические особенности изображенного зверя: передние плотоядные клыки показывались удлиненными и острыми, а коренные зубы, также обнажавшиеся при оскале, чаще полукруглыми. Такой прием изображения волчьей пасти был самым распространенным. Древние мастера следовали натуре и при изображении ушей животного, по форме которых можно отличить волка от представителей семейства кошачьих. Уши у волка показывались заостренными, удлиненными, округлыми в основании, иногда с углублением внутри. В скифскую эпоху при передаче образа волка сохраняется ещё один значимый признак: вздернутый кверху непропорционально увеличенный кончик носа (рис. VIII, 5, 10, 11). Впоследствии признаки изображения волка будут изменяться с развитием стилизации данного образа32. Дальнейшее развитие получил мотив борьбы и поглощения, изображения которых шире всего представлены в Сибирской коллекции Петра I , большую часть которой, скорее всего, составляют находки с Горного Алтая. Рассмотрим наиболее показательные из них. Весьма интересны изображения волков, “поглотивших” оленей, которыми заканчивается проволока браслетов. Сцены эти по стилистическому их оформлению весьма близки одному из браслетов Аму-Дарьинского клада с изображением волков. В этой связи крайне интересна часть проволочного браслета из с. Дуздак Сыр-Дарьинской области, промежуточной между Западной Сибирью и местонахождением Аму-Дарьинского клада. От дуздакского браслета сохранился только один его конец с изображением волка, передние лапы которого касаются головы, а задние вытянуты назад. Особенностью данного изображения волка является вздернутый кверху кончик носа с посаженной на него головкой грифа, своеобразная в виде “перевернутой запятой” форма уха и грифовы головки, расположенные вдоль всего тела и на кончике хвоста. Вздернутый кверху кончик носа “волка” мы видим в целом ряде изображений на различных предметах Сибирской коллекции. Весьма показательно, что эта деталь обычна и для изображений волка из Пазарыкских и других курганов Горного Алтая. Наличие птичьих головок на шее и на кончике хвоста не только “мифического волка”, но и других фантастических животных весьма характерно для искусства Горного Алтая скифского времени33. Несомненный интерес представляют массивные литые браслеты. На одном из них (рис. IX , 6) воспроизведены сцены нападения волков на лошадь и баранов. Центральная сцена посредине браслета - нападение двух волков на лошадь. Припавшая на передние ноги с вывернутой задней половиной тела лошадь головой касается земли. Один из волков вцепился в горло лошади, другой - в заднюю ногу. Оба волка с вывернутой задней половиной тела и пушистым хвостом между лап. Подобная же сцена нападения волков, но не на лошадь, а на горного барана, повторяется на этом браслете четыре раза. Поверженный горный баран изображен с вывернутым телом, копытцами задних ног касающийся головы. Один волк схватил барана за загривок, другой - за заднюю ляжку. Оба волка в этой сцене представлены с вывернутой задней половиной тела. Тело барана, как и волков, покрыто ячеями характерной формы, в виде “запятой”, подковок и полуподковок, “треугольников”. Столь же характерны ячеи на волчьих хвостах в виде кружка (точки) между двумя треугольниками34. Изображение животных с вывернутой задней половиной тела - одна из своеобразных особенностей искусства племен Горного Алтая скифского времени, встречающаяся там в самых разнообразных комбинациях. Характерна, как увидим ниже, эта манера изображения животных и для сибирского искусства данной эпохи, широко представленная в разных сценах борьбы из-за добычи и нападения хищных животных друг на друга или на травоядных. В частности, поза горного барана с вывернутой задней половиной тела, касающегося головы копытцем задней ноги, представленная на рассматриваемом браслете, известна в украшениях конской упряжи из третьего Пазарыкского кургана. Вопрос о семантике сцены терзания решался исследователями в соответствии с тремя концепциями интерпретации евразийского “звериного” стиля: тотемической, магической и мифологической. А. Альфольди объяснял популярность сцены воинственностью и кровожадностью степных кочевников и видел в них отражение борьбы двух зооморфных тотемов предков-родоначальников. Тотемную теорию приняли Д. Картер и Э. Фаркаш. В. В. Гольмстен подчеркивала социальный аспект темы, считая, что в образе борьбы двух зооморфных тотемов отражена борьба за господство двух родов или племен в эпоху разложения первобытнообщинного строя. Ту же точку зрения отстаивал А. Д. Грач. Л. Дьюла трактовал сюжет как бракосочетание прародителей кочевого народа: матери - оленухи и родоначальника, обернувшегося волком или грифом. Сторонники магической теории (К. Шефольд, И. В. Яценко, Г. А. Федоров-Давыдов, А. М. Хазанов, А. И. Шкурко) считают, что изображения животных помещались на предметах с целью магически наделить предмет и его обладателя чертами, присущими этим животным. По Г. А. Федорову-Давыдову, сцена терзания семантически тождественна совмещенным изображениям одного животного на теле другого, она призвана увеличить магическую силу апотропея - оберега. Вопреки этим взглядам, предполагающим крайне примитивный архаический характер идеологии скифов, со времени М. И. Ростовцева существует точка зрения на сако-скифов как на народ, унаследовавший от своих общих с индоиранцами предков высокую духовную культуру и имевший развитую мифологию. Эти положения ранее отстаивались В. И. Абаевым, И. С. Брагинским, К. В. Тревер, С. П. Толстовым, Г. А. Пугаченковой, С. И. Руденко, Б. А. Литвинским, а теперь - В. Г. Лукониным, Д. С. Раевским, Г. М. Бонгард-Левиным, Э. А. Грандовским, А. К. Акишевым, Б. Н. Мозолевским, С. С. Бессоновой, Е. Е. Кузьминой. По мнению сторонников мифологической интерпретации искусства степей, мотив борьбы хищного животного с травоядным есть проявление дуализма, отражение борьбы противоположностей в природе35.Нам бы не хотелось отвергать рассмотренные теории и останавливаться лишь на одной из них, так как, на наш взгляд, каждая из этих теорий касается важных аспектов проблемы и только комплексный подход поможет решить вопросы семантики образов скифо-сибирского искусства. Для развитого скифо-сибирского звериного стиля характерно появление сюжетов, изображающих сцены борьбы хищников, в которых волк - один из наиболее популярных персонажей. Борьба волка и змея представлена на изделиях из Сибирской коллекции Петра I . Этот сюжет мы можем видеть на пластинах, по мнению С. И. Руденко, ведущих свое происхождение из погребений Алтая. На двух парах представлен один и тот же сюжет - нападение змеи на волка (рис. IX, 7, 8 ). Такой же сюжет представлен на пластине из коллекции, собранной Витзеном (рис. IX, 5), и ряде других36. Сцены борьбы волка с другими животными также широко известны (рис. IX ). Иногда его противниками выступают мифические животные, но и сам волк также наделяется нереальными качествами: рогами, крыльями и т. д. Так, на пластинах из Сибирской коллекции представлены сцены нападения орлиного грифона и мифического волка на льва, схватка тигра и мифического волка и т. д.37. Но образ волка наделен мифическими качествами не только в сценах борьбы. Это мы можем видеть на бляхах из Сибирской коллекции, по мнению С. И. Руденко, близких по стилю к изделиям Пазарыка. На одной из них по окружности изображены два рогатых волка, один из которых касается кончиком носа хвоста другого. Ещё на четырех подобных же бляхах, но больших размеров, мы видим тех же волков, и не только рогатых, но и крылатых, представленных в условной манере и богато инкрустированных вставками из бирюзы и кораллов38.Здесь же можно упомянуть золотую пластину с Кубани. На этой прямоугольной пластинке в обрамлении из ветвей со стреловидными листьями изображен крылатый ощерившийся волк с повернутой назад головой и мягкими лапами (рис. VIII, 12 ). Эта пластина близка упомянутым нами пластинам из Сибирской коллекции и, по всей вероятности, современна им39. Немаловажным является вопрос, где чаще всего фигурировали изображения волков. Часть изделий нельзя отнести с полной уверенностью к той или иной сфере деятельности. Например, на плоскогорье Укок в могильной яме найдено костяное изделие, выполненное в скифо-сибирском зверином стиле. Если смотреть на изделие в одном ракурсе - это голова волка, если повернуть на 180˚, оно превращается в голову птицы40. Возможно, такие изделия использовались как талисманы или украшения. Но большую часть изображений волка можно отнести к той или иной сфере деятельности или определенному хозяйственному комплексу. Чаще всего изображения волков встречались на шейных гривнах. Причем, это было украшение не только мужское, но и женское. В женском погребении Ак-Алаха I обнаружена гривна с вырезанными на ней волками. Зверь запечатлен с выгнутой спиной, длинным висящим хвостом. Тупая оскаленная морда, два ряда зубов, немного задранный кончик носа, острое, торчащее вверх ухо, втянутый живот соответствуют иконографии волка в пазарыкском искусстве. Показаны только две лапы с выделенными большими загнутыми когтями. Это изображение волка несколько примитивное и отличается от известных образцов пазарыкского искусства тем, что зверь запечатлен стоящим, а не “припавшим к земле” (рис. VI, 4 )41. В большинстве же случаев волк изображен на гривнах “припавшим к земле” (рис. VI, 1, 6, 8, 9), или изображена его голова (рис. VI, 2, 3, 5, 7, 10 - 12). В одном из Башадарских курганов было обнаружено кнутовище нагайки. С. И. Руденко, проводивший раскопки этих курганов, подробно характеризует кнутовище, на котором были вырезаны три волчьих головы, покрытые золотыми листками: “Это скульптурные, прекрасно выполненные, хорошо нам известные головы зубастого и клыкастого зверя со слегка вздернутым носом, хорошо моделированными глазами и острым ухом”42. Также постоянным был образ волка на предметах конского снаряжения (рис. VII ). Бляха с изображением свернувшегося в клубок, лежащего волка и пластины с фигурами лежащих волков из Сибирской коллекции служили, по мнению С. И. Руденко, украшением нагрудного седельного ремня и узды43.Особый интерес представляют войлочные подвески седел. Покрытие седла в Пазарыкских курганах сохранилось в мелких фрагментах, так как состояло из многих, сшитых между собой, разноцветных войлочных ромбов (рис. VII, 13 ). К покрытию седла, по две с каждой стороны, прикреплены головой вниз войлочные фигуры волков длиной 85 см., шириной 25 см. Изображения волка сделаны таким образом: на нижний слой войлока, из которого вырезан силуэт животного, пришит ещё один пласт войлока, на котором с помощью обычных для пазарыкцев приемов (системы завитков, “запятых”, треугольников) показаны глаз, ухо, зубастая пасть, лежащего животного с когтистыми лапами, хвостом, выделен загривок и подчеркнута мускулатура сильного тела. Эти изображения идентичны войлочной подвеске из второго Башадарского кургана. Правда, по мнению С. И. Руденко, на башадарской подвеске запечатлен лев 44. Такая форма подвесок восходит к естественному способу доставки туш крупного зверя с охоты, которого везли, перевалив через круп или холку лошади, демонстрируя удачу и личную доблесть. Так, на коне перевозит добычу герой алтайского эпоса Алтай-Бучай: Был Алтай-Бучай таков! Но если сами убитые звери, перекинутые через круп лошади, могли служить одноразовым свидетельством героического поступка, то их шкуры, а затем и изображения-замены служили постоянным свидетельством личной доблести, то есть превращались в своеобразные знаки отличия46. Другим знаком доблести служили изображения свернувшегося в кольцо хищника. В. А. Кореняко убедительно показал, что подобные изображения копировали позу, которая придавалась охотничьей добыче. Подтверждением этому служит как изобразительный, так и этнографический материал. Например, в Государственном музее искусства народов Востока хранится тувинская деревянная скульптура, вырезанная не позже 1925 г. Она изображает охотника, несущего на спине пойманного хищного зверя, вероятно, лису. Ноги животного согнуты и связаны вместе, шея пригнута к передним конечностям, хвост поджат к задним ногам (рис. V, 13 ). Это свидетельствует о том, что зверь жив, он висит за спиной охотника лапами кверху, в противном случае хвост был бы не поджат, а свисал вниз. Верхняя линия спины, шеи и темени образуют дугу, а все тело животного идеально вписывается в эллипс, что вполне соответствует одному из канонов изображения хищников в скифо-сибирском зверином стиле47. В “Сокровенном сказании монголов” соратники Темучжина Алтан, Хучар, Сача-Беки и другие говорят ему: “Мы решили поставить тебя ханом. Когда же станет у нас ханом Темучжин, вот как будем мы поступать: …От охоты на зверей в горах (“При облавах на горного зверя будем выделять тебе половину, брюхо к брюху. Одиночного зверя тоже будем сдавать тебе брюхо к брюху (сполна), сдавать стянувши стёгна”)48.С точно таким же обещанием - подносить не убитых, а связанных зверей - обращается Чингисхан к Джамухе: …При охотничьих облавах (“Когда бы вы послали передовым в облаву на тенетного зверя, то я предоставлял бы вам горного зверя стегно к стегну; пещерного зверя - предоставлял бы ляжка в ляжку; степного зверя - доставлял бы, притиснув брюхо к брюху”)49. Известно из разных источников, что ещё в XVIII - начале XIX вв. на китайских императорских охотах в маньчжурском парадизе Жэхэ особенно престижным подношением императору от монгольских облавщиков считались живые связанные звери50. Знаменитый шведский путешественник Свен Гедин писал о том, что алтайские киргизы в конце XIX в., поймав волка, “в разинутую пасть ему всовывают короткий толстый кол, который прикручивается к скулам, другую же палку привязывают к ноге, чтобы зверь не мог удрать, и начинают всячески мучить и терзать его, пока в нем останется хоть искра жизни”. Этнограф С. Г. Жамбалова опубликовала любопытнейшие сведения об обряде свертывания убитого зверя в кольцо. Бурятские охотники связывали лапы животного вместе, и конец хвоста привязывали к носу. Интересен и проведенный ею этимологический и семантический анализ названия и функций бурятской охотничьей лепешки “бомхой” - это реликтовый семантический пучок слов и представлений с общим значением “спутать”, “связать”51. Похожим реликтом, возможно, являются известные у монголов, бурят и тувинцев мясные кушанья, приготовленные способом “бодох” - запеченные целиком туши животных, в основном копытных. Во-первых, они были изначально связаны с охотничьим бытом. Во-вторых, эти блюда считаются престижными, почетными. В-третьих, туша животного подается в лежачем положении с подогнутыми ногами52. Причины, по которым зверя на охоте не убивали, а связывали живьем, могли быть различными. Но В. А. Кореняко предполагает, что “на первый план выступали, видимо, преимущественно эмоциональные стимулы - предъявить связанное животное как живое впечатляющее свидетельство охотничьей лихости”53. Поэтому можно утверждать, что изображение свернувшегося в кольцо хищника выступало даже более предпочтительным символом охотничьей доблести, чем подвески седел с изображением зверя. Это были атрибуты “лучших людей” общества, а со временем они стали символами социальной группы, вхождение в которую было возможно лишь для некоторого круга лиц, прошедших определенные испытания (инициации). Также можно предположить, что наличие тех или иных символов определяло социальный статус человека. В. Н. Добжанский связывает их появление с обособлением воинской элиты от рядовых воинов в обществе ранних кочевников. Он считает, что такие знаки были символами обособленности, которыми могли пользоваться только лица высокого общественного положения54. Необходимо всё же отметить, что первоначально подобные атрибуты обозначали принадлежность к охотничьей, а уже позднее, в результате эволюции социальных отношений, - и к военной элите общества. Рассматривая изображения волка в последующие эпохи, мы можем утверждать, что принципиально новых изменений в трактовке и символической нагрузке данного образа нет. Изображения волка на изделиях средневековья подтверждают это суждение. Данная эпоха не оставила нам материалов, сходных с замороженными могилами Пазарыка, таким образом, мы не имеем возможности рассматривать предметы из кожи, дерева, войлока и т. д., основной же металл эпохи - железо - плохо сохраняется. В то же время, несмотря на небольшое количество материала, можно говорить о том, что образ волка продолжал занимать важное место в искусстве средневековья. Конечно, наибольший интерес представляют изображения волка в тюркскую эпоху, когда каждое изображение можно трактовать, опираясь на письменные источники того периода. Так, древнетюркскую генеалогическую легенду о происхождении правящего рода Ашина иллюстрирует единственный пока эпиграфический памятник начального периода существования Тюркского каганата - стела с согдоязычной надписью (Бугутская надпись). В навершии стелы барельефа изображена волчица, под брюхом которой - человеческая фигурка с отрубленными руками и ногами55. Сохраняется и социальная символика образа волка. Так, по мнению В. Н. Добжанского, изображение группы животных, движущихся один за другим, очень напоминающих волков, на поясном наконечнике из погребения № 11 в Кудэргэ (рис. X , 10), можно рассматривать как прямое указание на то, что обладатель пояса имел право относить себя к волкам - родоначальникам тюрок - и, возможно, свидетельствовал о том, что его владелец является одним из руководителей тюркских дружин56. Интересен тот факт, что подобные пояса с изображениями волчьей головы сохранились вплоть до XX в. и вручались юношам, прошедшим определённую возрастную ступень57. У башкир вожди племён, а позже ханы и, нередко, даже волостные старшины как символ их административной власти носили знак с изображением волчьей головы58. Изображения волка остаются и на предметах вооружения. Так, на сабле, найденной в Монголии, в клейме, техникой рельефа на углубленном фоне изображен распластавшийся в стремительном беге волк (рис. X, 8, 9 ). К сожалению, это случайная находка и её точная хронологическая и культурно-историческая принадлежность не определяется59. Присутствуют изображения волка и в соседних регионах, имеющих прочные связи с культурой кочевников Центральной Азии. В Приамурье известно несколько находок с изображениями волка, относящихся к культуре чжурчженей (конец I - начало II тыс.). Одна бронзовая фигурка волка найдена в погребении №157 Корсаковского могильника. У волка длинное туловище и поднятая вверх голова, его поза напоминает воющего зверя (рис. X, 2 ). У бронзовой пряжки из Лубовского могильника шарнирный язычок сделан в форме стилизованного изображения волка в фас, верхняя часть головы на уровне глаз расширена. Относительно большие глаза переданы в виде полукруглых отверстий. На продолговатой, суженной книзу морде, обозначены два вертикальных желобка. Напротив глаз, по бокам язычка - головы - вырисовываются небольшие выступы - уши. Подобная трактовка головы волка известна в скифо-сибирском зверином стиле, например, по находкам из Савроматского кургана у с. Новопривольного в Поволжье60. На западе Великой степи изображения волка связаны с культурой хазар. Это обломок костяной накладки от седла с изображением волка и кабана из кургана у села Чир-Юрт (рис. X , 7)61, костяная накладка с изображением оскаленной волчьей головы из с. Саркела (рис. X, 6) и другие62. И ещё один немаловажный факт, объединяющий пространства Великой степи, это изображения волка на знаменах различных объединений кочевников, включая самые крупные степные “империи”. О наличии таких изображений волка можно судить в основном по их описаниям в письменных памятниках, но есть и сохранившиеся изображения, хотя и единичные. Волчья голова в качестве знамени, встречающаяся на росписях VII - VIII веков, являлась главным военно-ритуальным знаком у древних тюрков и изготовлялась из драгоценных материалов63.В конструкцию знамени с волчьей головой входило и “туловище” из ткани в виде открытого и отороченного фестонами длинного и узкого мешка (“мешок” мог быть и самостоятельным знаменем), либо столь же узкого и длинного конуса, иногда расписанного чешуями и обшитого развевающимися “плавниками”, с заостренным “хвостом” на конце. Так что знамя представляло собой волкоголового дракона, который на ветру развивался, изгибая туловище, и, вероятно, издавал воющий звук. Подобные знамена-драконы были чрезвычайно популярны с первых веков новой эры у хуннов, сарматов, римлян, даков, народов Средней Азии64. Широко известно о знаменах с изображением золотой волчьей головы в тюркском каганате, монгольской империи, у половцев. В иранской традиции такое знамя, напоминающее другие центральноазиатские (в том числе, тюркские), известно из «Шахнаме»65. Небольшие знамена типа вымпелов и штандартов, иногда с зубчатыми краями, можно видеть на росписях Кизила, относящихся к культуре государства тангутов ( IX - XIII вв.). Такой вид знамени представлял собой прикрепленный к древку копья длинный вымпел, соединенный с венчающей копье головой животного - волка. В Безеклике есть знамена подобного типа. Возможно, вымпел с головой волка делался из кожи66. В целом, опираясь на рассмотренный материал, можно говорить об огромной социальной, культовой и ритуальной значимости образа волка с древнейших времен, сохраняющейся на протяжении тысячелетий. Широкое распространение зооморфных образов, в том числе и образа волка, в раннем искусстве кочевников Евразии не случайно, оно характеризует определенную стадию развития мировосприятия. Изображались не конкретные животные, точно соответствующие природным характеристикам, а носители определенных идей и символов. Можно согласиться с мнением А. И. Мартынова о том, что “символизм в искусстве соответствовал и символизму в мышлении, иначе эти образы искусства не были бы понятны, и не могли выполнять своей функции. В большинстве своем это предметы не единичные и явно обладающие определенными коммуникативными качествами, они несли в себе идеи, понятные всему обществу”67. Основные выводы о развитии образа волка на основе анализа предметов изобразительного искусства можно отразить в схеме № 1. В то же время, мировоззренческие представления, заложенные в ранний период, находят свое продолжение в традиционных верованиях, идеологии, обрядах и ритуалах в последующих периодах и будут рассмотрены нами далее. Автор: М. А. Харитонов← К списку статей |
||
|